Лигейя

Лучшие образы — не те, что ищешь или создаешь. Лучшие — те, что приходят сами. Мне не пришлось выбирать и ее имя — оно пришло само. Лигейя, это имя таинственной героини одноименного рассказа Эдгара По. Она умирает — и воскресает, воспользовавшись телом другой женщины. Одна душа изгоняет другую, готовую оставить гибнущее тело, и силой воли к жизни оживляет его — в этом сила, в этом и ужас новеллы.

Но послушаем, что же пишет о ней сам автор.
«Ростом она была высока, несколько тонка, а в последние дни свои даже истощена. Напрасно пытался бы я живописать величие, скромную непринужденность ее осанки или непостижимую легкость и упругость ее поступи. Она появлялась и исчезала, словно тень. О ее приходе в мой укромный кабинет я узнавал только по милой музыке ее тихого, нежного голоса, когда она опускала мраморные персты на мое плечо. Вовек ни одна дева не сравнилась бы с нею красотою лица. Его озаряла лучезарность грез, порожденных опиумом, — воздушное и возвышающее видение, своею безумной божественностью превосходящее фантазии, что осеняло дремлющие

 души дщерей Делоса.

Лигейя — персонаж не только страдающий, но и утонченно сексуальный.

И все же черты ее не имели той правильности, которою классические усилия язычников приучили нас безрассудно восхищаться. «Нет утонченной красоты, — справедливо подмечает Бэкон, лорд Верулам, говоря обо всех формах и genera [Родах (лат.)] прекрасного, — без некой необычности в пропорциях». Все же, хоть я и видел, что черты Лигейи лишены были классической правильности, хоть и понимал, что красота ее была воистину «утонченная» и чувствовал, что в ней заключается некая «необычность», но тщетно пытался я найти эту неправильность и определить, что же, по-моему, в ней «странно».
Я взирал на очертания высокого бледного лба — он был безукоризнен — о, сколь же холодно это слово, ежели говоришь о столь божественном величии! — цветом соперничал с чистейшей слоновой костью, широкий и властно покойный, мягко выпуклый выше висков; а там — черные, как вороново крыло, роскошно густые, в ярких бликах, естественно вьющиеся кудри, заставлявшие вспомнить гомеровский эпитет «гиацинтовые»!
Я смотрел на тонкие линии носа — только на изящных древнееврейских медальонах видывал я подобное совершенство. Та же роскошная гладкость, та же едва заметная горбинка, тот же плавный вырез ноздрей говорящий о пылкой душе. Я любовался прелестными устами. В них воистину заключалось торжество горного начала — великолепный изгиб короткой верхней губы, нежная, сладострастная дремота нижней, лукавые ямочки, красноречивый цвет, зубы, что отражали с почти пугающей яркостью каждый луч небесного света, попадавший на них при ее безмятежной, но ликующе лучезарной улыбке. Я рассматривал форму ее подбородка и здесь также обнаруживал широту, лишенную грубости, нежность и величие, полноту и одухотворенность — очертания, что олимпиец Аполлон лишь в сновидения явил Клеомену, сыну афинянина. И тогда я заглядывал в огромные глаза Лигейи.»

» Я упомянул об учености Лигейи — она была громадна — такой я не встречал ни у одной женщины. Лигейя обладала глубокими познаниями в области классических языков, и, насколько простирается мое собственное знакомство с современными европейскими наречиями, я и тут никогда не замечал у нее каких-либо пробелов. Да и в каком разделе, наиболее модном или наиболее непонятном из тех, что составляют хваленую академическую эрудицию, когда-либо я мог обнаружить у Лигейи недостаток знаний? Сколь неповторимо и волнующе одна эта черта характера жены моей лишь в последний период приковала мое внимание! «
Я не буду пересказывать произведение Эдгара По. Я только скажу, что хотя оно и было несколько раз экранизировано (последний раз в прошлом году), экранизации трудно назвать удачными. Возможно, из-за необычности образа Лигейи, которая в чем-то являет собой подобие Иисуса Христа — она очаровывает, страдает, умирает и… воскресает. Мужчину-сверхчеловека в кино сыграла масса артистов, и нет нужды их перечислять. Но представить и сыграть женщину, наделенную не только исключительной красотой, но и огромными знаниями, женщину, победившую смерть — на это у «фабрики грез» силенок уже не хватило

Моя Лигейя в профиль выглядит, как ребенок.

Моя Лигейя это не просто кукла — это образ женщины страдающей — и побеждающей. Она неуловима. Признаюсь, мне трудно определить ее выражение лица — временами она кажется мне мрачной и даже некрасивой, временами — она светла и прекрасна… С ее появлением все остальные мои работы немного потускнели, но что поделаешь, это издержки всякой крупной удачи!